- Вы сразу нашли свой стиль или были долгие поиски и раздумья? 

- Этот стиль стал формироваться по приезде из Марокко. Я приехал с очень пустой головой, но обычно я концептуализирую, мне сложно отвязываться от ума. Я почувствовал свободу и огромное пространство внутри себя. Я написал серию цветов маслом, поскольку во время путешествия я вдохновлялся цветами, и вообще я люблю цветы и растения. Я приехал, написал серию цветов и понял, что мне тяжело работать с материалом, с маслом. И я постоянно экспериментировал с маслом и акрилом. Мне просто захотелось чего-то иного, поэтому я взял акварель и начал ей играться – начал эмоционально истерить и погрузился в какую-то странную среду, пытаясь рисовать цветы, и они были какие-то не такие. Я начал сомневаться, стоит ли играться акварелью. А потом начал видеть образы. Начал просто рисовать, а потом произошла интересная вещь. Я как будто увидел ту двухмерность в виде плоскостей и простых модулей, которые можно отображать и рисовать какие-то минималистические вещи. Я всегда вдохновлялся минималистической архитектурой и вообще минималистическим искусством. Луис Канн – это мой любимый архитектор, например. Но это не совсем минимализм, конечно. Это региональный критицизм, ближе к функционализму. Я хотел просто простоты, и в какой-то момент я просто устал. Погрузился в источник собственных вод. Кирилл нашел в этом удовольствие, и это некое забвение, в котором у него эти образы стали обретать какие-то смыслы. То есть свои философские поэтические, литературные, музыкальные искания – все это может взаимодействовать на бумаге без природы внешней, в которой мы находимся. И два года назад оно развивалось определенными ритмами и этапами, и было создано много рисунков. Много было выброшено. Было много изменений. И то, что видим сейчас, это имеет такую форму. Интересно, что будет дальше с этой формой, как она будет изменяться. Это искусство иррациональное, интуитивное, бессознательное. Заранее ничего не продумывается, все создается в моменте. Нет эскизов и набросков. Может, «новый интуитивизм» его кто-то назовет. Но для меня просто смешно его как-то называть, поскольку мы будем попадать в какие-то концепции. Возможно для кого-то (называть термином творчество) это важно, мне кажется, что для искусства – это не важно. Смотря для кого и как. Если общаться с искусствоведом, то надо как-то свой стиль обозначить, но очень часто искусствоведы мало пишут (рисуют), хотя мне кажется, что искусствовед должен писать, чтобы понимать о каком материале идет речь, почему нельзя смешивать более трех цветов масла, например, в палитре. Должны быть какие-то конкретные детали, чтобы не уходить в романтику разговоров. Интересно говорить о цвете и композиции, ведь композиция у старых мастеров — это самое фантастическое. Это они были абстрактными художниками, на самом деле – не Ротко и не Джексон Поллок, а вот Вермеер, Брейгель и все остальные, особенно Веронезе. Их выстраивание композиции – это просто фантастика. Я не представляю какой силой обладали Уислер и Тернер, например. Потому что, глядя на их работы, понимаешь, что это и цвет, и не цвет, как вещь в себе. Мне самому нравится Павел Филонов и Врубель – это мои любимые русские художники, но самый любимый – это Александр Древин, великолепный колорист и живописец. Цвет у него приобретает кантовскую вещь. Это не про цвет даже, а про какую-то внутреннюю гармонию, что вообще сложно описать словами, да и не нужно – ты просто смотришь и получаешь свой опыт от увиденного искусства. Например, можно получить необыкновенный опыт от созерцания монохромов Ротко в часовне Хьюстона в часовне. Мы ничего не знаем о цвете – все эти социальные и религиозные какие-то исполнения видения цвета просто отображали действительность и находились под давлением церкви много лет. А потом живопись обрела свою деятельность, она начала заниматься собой, то есть перестала быть чем-то тем, чем была много столетий. Портреты и голландские натюрморты – все это было из-за неимения фотографии. Сейчас свобода полная, сейчас можно отображать то, что внутри и выражать это любыми средствами.

​

- Вы используете архивную архитектурную бумагу для своего творчества, в чем ее особенности, играет ли она какую-то важную роль в произведении или его экспонировании? Вы работаете только с ней или с различными материалами? 

- Я работаю абсолютно с разной бумагой – это может быть и обычная акварельная, дорогая или фирменная бумага. Я вообще всегда люблю что-то винтажное и такие вещи, которые невозможно где-то найти. Но с Архитектурной бумагой у меня была удивительная история – у меня есть друг – Алексей Васильев – он модельный фотограф и архитектор. Ему постоянно дарили разную бумагу, среди которой была бумага 1980 года, на которой созданы мои работы. Все мы знаем китайскую бумагу, на которой можно и маслом писать, но это такая же бумага, только другого цвета – не белого, а коричневого, оттенка чайной заварки, который невозможно изменить. Архитектурная бумага  мне понравилась по фактуре, и я стал на ней рисовать. Здесь есть еще один момент – мне нравятся вещи, которые давно где-то лежали. Но вообще я работаю абсолютно с разными материалами и рисую самой простой акварельной краской – “Невской палитрой”. Мне нравится процесс её смешивания, так как именно в этот момент я чувствую материал. Мне кажется, чем проще подход, тем интереснее получается.

​

- «Сок из камня и земли» в галерее a-s-t-r-a — это ваша первая персональная выставка? 

- Да, именно в Москве, в частной галерее. Но пару лет назад в ЦДХ я выставлял два своих монохрома, когда занимался монохромами. Тогда я работал с самим цветом, выставлял монохромы и они так и назывались: красный цвет — это красный монохром. Все эти холсты создавались по два-три года. Ты накапливаешь краску, она становится чем-то материализованным, она начинает отвечать сама за себя. Я зрителю предоставлял опыт – постичь определенный цвет. Монохром занимается тем, что было до рисунков в пещере Альтамира. Я думаю, что люди того времени занимались тем, что размазывали и растирали охру, таким образом постигая цвет.

​

- А помните свой первый проект, участие в выставке. Что это был за проект и как удалось пробиться участвовать в нем? 

- Это был проект монохромов, я их выставлял в Крыму, в Ялте, так как я там жил. До этого я занимался живописью, больше абстрактной, экспериментировал с холстами – сжигал их, палил, натягивал разную ткань – искал форму и погружался в разные материалы. Я когда-то шил куклы – приехал однажды из Индии, где находил где-то на мусорках ошметки тряпок и рассматривал все эти оберточные бумаги, которые валялись и странный свет, который подсвечивал это. Это были необычные ткани, так как они органически состаривались и изнашивались, а потом я шил куклы, ну, такие экспрессионистские, брутальные.

​

- Сталкивались ли Вы когда-нибудь с критикой от профессионалов и зрителей? Как реагируете на нее? 

- Я допускаю любые мнения, так как мне интересно, что излагает человек, как он мыслит. Я всегда за мнения, поскольку я сам за собой наблюдаю, наблюдаю за течением времени, пространством. Мне даже интересно, когда другой человек что-то говорит, это такие подсказки извне. Я на выставке познакомился с искусствоведом, и она начала говорить, что у меня интересная форма и изображение, но потом мы сместились в сторону Древина. Если это просто какой-то наезд, когда не понимаешь, что человек говорит и объясняет, — это тоже я принимаю. Мы все учимся друг у друга. Мы люди, и мы друг другу служим. Я живу по такому принципу – нет смысла кому-то сопротивляться. Но интереснее общаться, развивать мысль.